Однако вместо замшелого комля бревна над поверхностью показалась бледная голова с обвисшими по сторонам мокрыми волосами.
— Великая Мара! — охнул сын. — Утопленник! Ее подарок, Ледяной богини.
Тем не менее оба продолжали вытягивать страшный улов: хочешь не хочешь, а сеть вычищать нужно. Показалось тело, плотно обмотанное заплесневелой веревкой, ниже — старательно опутанный трехпудовый валун.
— Держи! — Отец выдернул нож, принялся резать опутывающие труп веревки.
Подгнившая пенька быстро расползлась под лезвием, отпуская добычу. Камень ухнулся в глубину, а тело влетело в баркас. Рыбаки сняли с пальцев и подбородка утопленника напутавшуюся на них сеть, перебросили через тычок на борту, чтобы проверять потом дальше. Склонились над страшной добычей.
— Ну что, бать, выкинем али волхвам отвезем, дабы тризну справили?
В этот миг утопленник открыл глаза.
Смертные завопили от ужаса во всю глотку, кинулись было в конец лодки, но удалось это только одному. Второго Изекиль удержал за ворот робы, привлек к себе, сделал глубокий вдох. Тело рухнуло рядом, а жрец закашлялся, выплевывая из легких воду, тину, грязь и каких-то мальков, успевших облюбовать безопасное местечко. Потом тяжело выпрямился и двинулся к пареньку, с воем мечущемуся на корме баркаса.
До Словенска Изекиль добрался только через два дня — уж очень тяжелой и неудобной в управлении оказалась лодка. За минувшее после схватки на Вороньем холме время город вырос невероятно, раздался вширь. Стены из мореного дуба поднимались на высоту десяти человеческих ростов и были именно стенами, широкими и прочными, а не тощим частоколом. Ворот теперь здесь имелось аж четыре, а округ города широко, чуть не на полстадии, раскинулись посады — ремесленные постройки, не поместившиеся внутри города.
Однако жрец не торопился навестить знакомые места. Сперва он ушел в лес и долго бродил среди деревьев, пока не нашел сброшенную змеиную кожу. Дальше было проще: поймать несколько лягушек, выпустить их желчь и выбить лобики с крохотных черепов, собрать немного мышиного помета, сложить все в шкуру и хорошенько высушить на камне возле огня. Последним элементом стал жир — для этого подошло сало, что рыбаки брали с собой на озеро. Плотно набитая змеиная кожа стала походить на свечу. Впрочем, именно этим она и являлась.
Дождавшись утра, Изекиль вошел в город, в лавке краснокожего, с миндалевидными глазами, купца сторговал на рыбацкое серебро длинную черную накидку из толстой шерсти, с рукавами и капюшоном, переоделся, оставив робу там же, на полу, потом ушел к городской стене и забился в поросшую травой яму, в которую явно никто не заглядывал. Терпения служителю Аментет было не занимать, а потому он даже не шелохнулся до самой полуночи, несмотря на мелкий моросящий дождик. Лишь когда город затих, он зажег свою страшную свечу и медленно побрел по улицам, бормоча себе под нос:
— Сехмет, Уто, Иехбет: буимек, тари, селкет фтиды туи-рат. Сехмет, Уто, Иехбет: ассетау, тбуис хтарон алок-тари. Сехмет, Уто, Иехбет…
Свечи хватило почти до самого рассвета. Окурив зловещим дымом все улицы и проулки, Изекиль спокойно дождался утра на лавочке возле одного из домов и первым покинул Словенск, едва стража открыла ворота. Отошел за посады, оглянулся назад, на прочные черные стены:
— Будь проклят город, отказавшийся принять власть всесильной Аментет. Будь проклят народ, отказавшийся принять власть всесильной Аментет. Будь проклята земля, отказавшаяся принять власть всесильной Аментет. Мор на все ваши колена! Мор черный, мор кровавый, мор язвенный! Этот народ не должен существовать на земле и, клянусь Небесным храмом, я сотру его и с лика планеты, и из памяти прочих племен. Будь ты проклят!
Изекиль повернулся к городу спиной и не торопясь побрел по дороге, уходящей на запад. Здесь он сделал все, что хотел.
Жрец всесильной Аментет, насылая беду на первую столицу Руси, не знал только об одном. За то время, пока он ждал освобождения на дне Ильменя, ненавистный ему русский народ успел расселиться на тысячи километров на север, на запад, на юг и на восток, не спеша выставляя каменных Чуров на все новые и новые рубежи. А потому поразивший Словенск мор стал для него хоть и болезненным, но не смертельным ударом.
«По мале ж времени прииде на землю Словенскую гнев божий, измроша людей без числа во всех градех и в весех, яко некому уже погребати мертвых. Оставшии же люди пустоты ради избегоша из градов в дальныя страны, овии на Белыя воды, иже ныне зовется Бело езеро, овии на езере Тинном, и нарекошася весь, инии же по иным странам и прозвашася различными проимяновании. Овии же паки на Дунав ко прежним родом своим, на старожитныя страны возвратишась. А великий Словенеск и Руса опустеша до конца на многия лета, яко и дивиим зверем обитати и плодитися в них».
Электрум — сплав золота и серебра.
Зеленое море — ныне Средиземное море.
Следует помнить, что вплоть до второго тысячелетия до нашей эры египтяне помещали мир мертвых на небеса, и лишь в эпоху Среднего царства он переместился под землю. Возможно, это связано с утратой понятия о небе как черном безжизненном космосе.
«Нечистой» в Древнем Египте считалась, разумеется, любая шерстяная ткань, а не только верблюжья.
Ахет — сезон с июня по ноябрь.
Говоря русским языком, это называется плиссировкой. Плиссированная одежда считалась в Древнем Египте очень престижной и ее носил каждый, кто обладал достаточными для такой покупки средствами.