— Ты спрашивал, смертный, как позвать меня, коли нужда возникнет, — напомнила Вилия и протянула Словену ту часть, в которой была канавка. — Вот, возьми. Коли увидеть меня захочешь, подуй в нее. Если услышишь свист — значит, и я его слышу. Тебя слышу. Я тогда сразу к тебе направлюсь и вскоре появлюсь, дабы просьбы твои узнать.
Князь с подозрением осмотрел обрубок, потом поднес к губам и тихо подул. И тотчас над поляной прозвучал двойной свист.
— Я слышу тебя, княже, и я перед тобой, — опустила глаза Вилия. — Чего тебе хочется от меня, смертный?
— Знать хочу, человек ли ты в облике прекрасном — али наваждение ночного морока?
— И как ты проверить это сможешь, Словен, князь сколотов?
В этот миг сильная рука обхватила ее за плечи, привлекла, и девушка ощутила жадный, крепкий поцелуй. На сей раз она не шарахнулась, не исчезла, а ответила на неведомую ласку, позволила опрокинуть себя, чувствуя, как неведомый жар растапливает тело и смывает в небытие остатки рассудка. Она перестала быть собой, она превратилась в мягкий воск, послушный и податливый в руках желанного мужчины. Она перестала быть мудрой хранительницей, верным стражем усыпальницы Нефелима — она стала частью чужой страсти, чужой ласки, чужого желания. Поэтому Вилия даже не ощутила, в какой из мгновений лишилась одежды, и первое проникновение стало для нее не болью, а вспышкой, заставляющей устремиться навстречу неведомому, таинственному, сладостному, всепоглощающему деянию, проваливаясь все дальше и дальше в небытие, в красный слепящий туман, в бездну, из которой не хочется возвращаться, потому что нет более в обычном мире ничего, более важного, нежели это чудо. И был взрыв, который поглотил все, швырнул ее ввысь, разметал, а потом собрал обратно, чтобы осторожно положить на холодную влажную траву.
Вилия сделала вдох, выдох и подумала о том, а дышала ли она все это время? Потом повернула голову к уткнувшемуся рядом лбом в землю князю. Подняла дрожащую от усталости руку, погладила его волосы:
— Что ты сделал со мной, желанный мой? Теперь я уже никогда не смогу стать прежней.
Словен уперся руками в землю, выпрямился, сидя на коленях.
— Что ты со мной сделала, берегиня? Заворожила, заговорила, сердце мое вынула да куда-то унесла. Ведь князь я, честь родов своих, совесть их. Как в глаза Шелони посмотрю, что детям скажу?
— Ничего не скажешь, — молвила девушка. — Потому как сердце мое унес и не с пустой душой вернешься. Придется нам отныне обоим так жить: тебе с моим сердцем, а мне с твоим. Я заботиться стану о людях твоих, ты моему роду подарки носить станешь. А как сами ладить станем — кроме ночи, леса, огня и поляны этой, более никому знать незачем.
— Только не говори, что ты ко мне тоже от семьи бегаешь.
— Не скажу, — рассмеялась Вилия. — Не скажу, потому как нет у меня иного мужа, кроме тебя. Но забирать тебя ни у кого я не стану. В моем роду иные законы. Мужчинам туда дверей нет.
— Как же вы живете тогда? — удивился князь. — Амазонки, слышал я, и те время от времени мужей к себе зовут.
— То неважно, — покачала головой хранительница. — Важно то, что свели боги нас с тобой, единственный мой. Боги мои и твои. И ни к чему нам противиться их воле. Иди ко мне, Словен, князь сколотов, я уже начала скучать по твоим рукам. Мне так хорошо и радостно с тобой, что становится страшно.
— Страшно почему?
— Судьба никогда и ничего не дает просто так, — закинула руки за голову девушка. — Боюсь, за такой огромный подарок спросит она немалую плату. Но я согласна, согласна на все. Только иди ко мне. Я не способна так долго жить без тебя.
Ресторан «Пара» скрывался в подвальчике напротив «Джаз-клуба», сверкающего переплетением неоновых трубок. Скромная вывеска, спокойная музыка, струящаяся из-за приоткрытой двери, плотные бордовые шторы, что оставляли в окнах лишь тонкие щелочки, через которые проглядывали тонущие в мягком полумраке столы, обещали уединение и уют.
Пустынник первым сбежал по каменным ступеням вниз, отворил тугую дубовую створку, подал Тане руку, помогая спуститься, пропустил мимо себя в зал.
— Вам помочь? — моментально подскочил молодой человек в черной рубашке и темно-синей жилетке.
— Да, — обвел взглядом помещение колдун и указал на столик, прижимающийся к обшитой мореным деревом стене. — Вон те места не заказаны?
— Для вас мы всегда освободим самый удобный столик, — вдохновенно соврал служка. — Позвольте, я провожу…
Он устремился вперед, Татьяна двинулась следом, а Пустынник сделал два быстрых шага к окну, вынул из кармана трубку и на всю длину загнал ее отверстием вверх в горшок разлапистого фикуса, что чах в углу под слабо светящимся бра.
— Вот, присаживайтесь, пожалуйста. — Парень отодвинул для женщины стул. — Так вам удобно? Пожалуйста, меню.
— Мы хотели бы заказать ужин при свечах, — сообщил маг, уже усаживающийся напротив спутницы.
— Разумеется, — кивнул молодой человек. — И что вам принести?
— Для начала, я думаю, пару свечей в простеньком подсвечнике.
— Но… — растерялся служка. — У нас никогда не бывало сбоев со светом… Поэтому… со свечами…
— Однако согласитесь, — усмехнулся Пустынник, — ужин при свечах без свечей — это что-то несуразное получается. Я совершенно уверен, вы наверняка сможете что-нибудь придумать…
Он сунул руку в карман, достал пару стотысячных бумажек и протянул официанту. Молодой человек напрягся, созерцая купюры, потом смахнул их мягким кошачьим движением, отступил: