К приходу жреца он как раз уселся обедать. За столом слева от него ела с серебряного блюда кусочки мяса бледная круглолицая женщина с длинными, заплетенными в косу волосами. Под глазами ее залегла синева, какая случается от постоянного недосыпа, на шее виднелось небольшое багровое пятно, словно от укуса. Наверное, жена. Справа торопливо черпал из деревянной миски какое-то варево плечистый паренек лет пятнадцати, тоже голубоглазый, и тоже с поясом, украшенным пластинами. Это, видимо, сын. А две девчонки-малявки ниже по столу — дочери.
Из комнаты за стенкой внезапно послышался громкий плач. Женщина моментально вскочила:
— Прости, любимый… — скользнула она ладонью по плечу номарха и выскочила прочь.
— Благодарствую, батюшка, — отодвинул опустошенную миску паренек. — Дозволь на реку пойти?
— Иди, Волхов, — кивнул правитель. — Коли ледник заполнен, мужей позови у нас поснедать. По домам-то их пока не ждут. Пусть медку хмельного выпьют для согрева.
— Мы к маме пойдем, пойдем… — почти хором спросили девочки.
— Бегите, пигалицы, — разрешил отец.
В трапезной стало тихо. Номарх придвинул к себе высокий медный кубок, налил в него из крынки какой-то густой желтый напиток, поднес к губам и сделал несколько глотков. На густых усах и бороде повисли белые клочья пены.
«Пора!» — решил жрец и отер лицо, словно собирая невидимость в ладонь и стряхивая ее на пол. Сухощавая фигура, прикрытая темной тканью, начала проявляться, сверху вниз, от лица к плечам, пока служитель богини смерти не предстал перед местным правителем целиком.
Номарх поднял на него тяжелый взгляд. Не проявив особого удивления, осушил кубок и грохнул им о стол:
— А ты еще кто такой, и почто без спросу в дом чужой явился?
— Я послан к тебе верховной богиней этого мира, смертный, дабы ее милостью привести тебя к высотам власти над всеми землями! — гордо объявил Изекиль. — Власть и сила ее безграничны, и, служа велениям ее, ты сможешь одолеть любого врага и перешагнуть любые беды.
— Ты явился не по месту, шаман, — спокойно сообщил номарх. — Все мы, сколоты — потомки Сварога, внуки Дажбога. Иных богов мы не ищем и не признаем. Ступай отсюда.
— Ты не понял меня, дикарь, — придвинулся ближе Изекиль. — Я предлагаю тебе покровительство истинной богини, а не каких-то там идолов. Могущественнейшей богини!
— Ты чего, глухой? — удивился Словен. — У нас есть вера отцов наших и дедов, покровительство предков наших. В их родах мы родились, в их родах и умрем, но родных богов, что веками народы наши берегут, не отринем.
— Ты не понял! — резко выдохнул Изекиль, взмахивая руками, и оба они рухнули в огненную бездну. Для северного дикаря он выбрал не просто бездонную пропасть, а именно пламя, огромный бескрайний костер, в который тот мог падать всю свою жизнь, пока не признает силу жреца великой богини.
— Великий… Сварог… — Номарх потерял равновесие, но как-то извернулся, рванул нож с пояса. — Предков… не предам…
Изекиль понял, что сейчас его попытаются ударить прочным бронзовым клинком, и немедленно рассыпал свое тело, растек его огромной огненной рожей. Полыхающие веки распахнулись в десять локтей, огненный нос возделся, как скала, пламенные губы скривились в торжествующей улыбке и громогласно произнесли:
— Признаешь ли ты власть над собой всесильной Аментет, хозяйки Небесного храма, повелительницы Дуата!
— Мы дети Сварога, и иных предков не признаем, демон!
— Ты ищешь смерти, номарх? — расширил на полнеба свое лицо Изекиль и приблизил его к дикарю. — Тебе даруют власть над миром! А ты ищешь кары. Выбирай — могущество или смерть?!
— Лучше смерть, чем предательство, — взмахнул ножом Словен, попытавшись дотянуться до невероятного врага. — Стража!!!
— Ш-ш-шардан… — выругался жрец, сообразив, что, выдернув правителя дикарей в мир магии, тело свое он оставил в комнате безо всякой защиты, и резко метнулся назад.
Огненная пропасть исчезла — Словен, с ножом в вытянутой руке оказался на стуле, а служитель Небесного храма по-прежнему стоял перед ним, рядом с неубранным столом. В дверь вбежали человек пять дворни с мечами и топорами. Изекиль ощутил, как в бока уткнулись острые клинки, и замер. Одно движение — и его изрубят в куски.
— Что делать с ним, князь? — спросил один из стражников, прибежавший со щитом и копьем.
Словен рывком поднялся, спрятал нож, схватил лежащий на ящике в углу меч, выдернул из ножен, подступил ближе и прижал лезвие к горлу незваного гостя:
— Ну что теперь скажешь, шаман?
Изекиль встретился с ним взглядом. Да, конечно, дикаря можно уничтожить: рвануться вперед, впиться в губы, выдергивая из тела жизнь и души. Можно перебить и этих несчастных, что так уверены в своих силах. Подумаешь, бронза — десяток ран он переживет. Однако на шум прибегут еще и еще смертные. Всем сразу глаза не отведешь, всех одновременно не выпьешь и даже не убьешь. Кто-то может оказаться излишне ловким и отрубить руку или ногу, а то и голову — удастся ли потом исцелить тело? К тому же он пришел сюда не для того, чтобы истребить этих смертных. Он пришел покорить дикарей, сделать их своими слугами и воинами. Не стоит начинать знакомство со смерти — братья, дети, отцы убитых вряд ли станут надежными телохранителями.
Жрец сглотнул и, несмотря на прижатый к горлу меч, поклонился:
— Прости меня, князь. Я пришел рассказать тебе о своей вере и о своей богине. Я не знаю иной повелительницы, которой мог бы поклоняться, и был уверен, что ты разделишь мое восхищение перед ней. Я прошу милости, князь. Я прошу разрешения остаться и рассказывать твоим подданным о своей вере, помогать им именем своей богини, лечить их и оберегать ее именем.